Comments by "Фронтовик Передовик" (@Человекамфибия) on "Стоит ли копить деньги" video.

  1. Однажды в юности бабушка показала мне богатство — пузырёк духов. Настоящих, французских, в диковинном флакончике. Флакончик — в футляре, а на футляре — кисточка. Все это богатство упаковано в изысканную коробочку, а запах… просто потрясающий был запах. Я была очень сильно удивлена, что этими духами никто не пользуется. Всё спрашивала, для кого они. — Для тебя! — отвечала бабушка. Только время их еще не пришло. Будешь душиться, когда станешь взрослая. Пусть хотя бы 18 лет тебе исполнится. Сказала, и убрала этот чудесный дар подальше. До моего совершеннолетия. Только вот когда мне исполнилось 18 лет, я о духах и не вспомнила. Не до того мне было: друзья, подруги, учёба, вечеринки, поклонники. Потом свадьба, рождение ребенка, работа. Закрутила меня жизнь, завертела. Заветную коробочку извлекли из шкафа только недавно. Картон пожелтел, футлярчик запылился, а запах стал кисловатым и неприятным — он умер от длительного хранения. Духи, увы, тоже умирают. Примерно в то же время, что и бабушка — духи, мама решила показать мне свой дар на совершеннолетие. Финские сапоги. Их она достала в свое время по блату, и даже ни разу не надела. Решила, что мне они больше подойдут. Когда замуж надо будет выходить. Ах, какая я буду невеста — финских сапогах! Все женихи будут мои. Я померила сапоги — они пришлись мне впору. Каблучок у них был маленький, а кожа — невыразимо мягкая. Идеально для школьницы. Но мама против того, чтобы носить сейчас. Повремени, ты ещё не невеста. Так и пролежали сапоги на антресолях. А через пару лет стали не нужны. У меня нога "переросла" мамину, и сапоги стали безнадежно малы. А у мамы раздалась лодыжка, и для неё все это богатство стало тем более бесполезным. Сначала эти сапоги предложили малоимущей многодетной соседке: не хотите ли? Но соседка была хоть и многодетная, а вещь хотела иметь модную. Тогда засунули волшебные сапоги в мешок и отнесли на помойку. Может быть, бомжам пригодятся. Вы скажете, подумаешь, духи, сапоги. Это всё мелочи. Но как-то раз я услышала похожую историю, от которой очень горько. Женщина растила сына одна, и старалась, чтобы у него все было. Работала на трёх работах, еле спать и есть успевала. Так вот, однажды пришла она с очередной работы, на которую устроилась, чтобы сыну кроссовки купить модные. Пришла усталая, злая. Слышит: сын-подросток в дверь скребется. - Поговори со мной, мам. А ей некогда. Голова приросла к подушке и стала тяжелая-тяжелая. Завтра давай поговорим, не до тебя сейчас. Выспалась, и снова ушла на подработку, уборщицей. Всё представляла себе кроссовки, и сына в них. А когда вернулась на завтра, обнаружила страшную картину: сын повесился. Не дождался он этого завтра. Ему вчера надо было. Я, упаси боже, никого не виню. Ни родных — они ведь дети эпохи дефицита. Ни, тем более, ту несчастную женщину. Думаю, она каждый день вспоминает то "завтра". Но один урок я для себя извлекла из таких историй. Когда откладываешь на потом что-либо: потрясающий запах духов, мягкие и удобные сапоги, сладкую конфетку, собственную радость общения с близкими людьми — надо помнить, что у этого всего тоже есть срок годности. Не успеешь вовремя съесть, поносить, порадоваться, пропустишь время — и сама не заметишь, как все превратится в прах и тлен. В шоколадных конфетах заведутся черви, духи начнут пахнуть кошачьей мочой, а радость встречи окажется с душком безразличия… Морена Морана *
    28
  2. Да, а ты ведь прав! И порой задумываюсь, что жизнь проходит, а я ещё и не жила. Окружила себя делами, проблемами, детьми и внуками, осталось только платок на голову одеть. А ведь хочется жизни,счастья, просто посмеяться и посидеть с подругами. Но всегда думаю,, ой, а что скажут, поймут ли...?,,
    5
  3. Жванецкий о Советской Родине ################### Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало. Простой она была. Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами. Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу. Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет. В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет. Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы. И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё. А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека. Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила. Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало. И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз. Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда. Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла. Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра. Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет. Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала. И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда. Вот так и живём с тех пор. Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь. Счастливы мы? Не знаю. Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда. Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства. Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё! Советская Родина. М.Жванецкий
    3