Comments by "Слушай Товарищ!" (@user-kn5qk3ug8s) on "Живой Гвоздь" channel.

  1. 1
  2. 1
  3.  @Enwony  Застава фабричная у нас. Сразу на Сходне, где монорельс кончается, там и застава наша. Фабрика через три остановки, хорошая, большая. Там делают живороды разные: и клей, и войлок, и резину, и пластик, и прокладки разных калиберов, и даже игрушки живородныя. На фабрике полторы тыщи рыл работают. Приезжих ровно 500 рыл, как по лимиту Государеву положено, все китайцы завторостенные. Они за стеной в своих общагах проживают, приезжают на работу токмо. Работают китайцы, и наши работают с заставы. На заставе живут замоскворецкие да застенные. Лимит 1: 3. Нас, замоскворецких, в три раза меньше будет. Застенных поболе, в три раза. На заставе двенадцать домов. Дома хорошие, капитальныя. Фатеры в них не шибко большие, но теплыя, уютныя. И вот в фатере нумер двадцать семь, что в третьем доме, живет-проживает со своим семейством подлец Николай Абрамович Аникеев.
    1
  4. 1
  5. Двадцать пять лет потрачены на создание достигающего ума. Потом соперничество, конфликт. Во всех областях жизни, везде политика. Политика даже в личных, родственных, интимных отношениях: муж стремится управлять женой, жена стремится управлять мужем, дети стремятся управлять родителями, родители стремятся управлять детьми. Не позволяется интимность, ибо для достигающего ума интимность невозможна. Он знает только, как использовать других; он не способен уважать других. Он - эксплуататор. Его отношение к жизни — это то, что Мартин Бубер называет «Я-оно» - отношение. Все сводится к товару. Вы любите женщину: немедленно вы начинаете низводить ее до уровня товара, уменьшать ее до положения жены. А она стремится низвести вас с уровня мужчины до уровня мужа. Быть мужчиной — это что-то прекрасное, быть женщиной — это что-то божественное. Но быть женой или быть мужем просто безобразно. Любви тут больше нет, есть закон. Интимность ушла; теперь это выгодная покупка, бизнес. Теперь поэзия ушла. И теперь оба в политике: кто кем управляет?
    1
  6. 1
  7. 1
  8. 1
  9. 1
  10. 1
  11. 1
  12. 1
  13. 1
  14. 1
  15. Соловей: "Я же сказал — у меня есть гарантии безопасности. Но это никак не связано с силовым лобби. Ему-то как раз всё это категорически не нравится. На меня несколько раз... Один раз была попытка покушения. Я чудом остался жив, меня случайность просто спасла. И дважды меня хотели убить. Дважды. Меня успели предупредить. Один раз меня хотели отравить. Это происходило... Я об этом даже публично сказал. Это происходило в конце июля, последней декаде июля. Хотели использовать то же вещество, которое использовали против Алексея Навального. Меня успели буквально за несколько часов до этого предупредить. Вот те люди из политико-мистической организации, которую я имею в виду. И третий раз меня хотели оглоушить металлическим прутом по голове. Тоже меня успели предупредить: сказали, чтобы я несколько дней не выходил на улицу. К сожалению, в одной из этих историй пострадала моя жена. Но она ещё очень-очень легко отделалась. Так что, всё, понимаете, не так, как пытаются представить некоторые наблюдатели. Всё гораздо драматичнее. Потому что это — Россия. И риск велик. Но я заранее знал, на что я иду".
    1
  16. 1
  17. 1
  18. «ПОДВИГ ОБОЗНИКА РЯДОВОГО ИОСИФА БОНГА». Санитары относили тяжелораненых к санитарным повозкам, стоявшим в готовности в неприметной ложбине. По мере того как повозки наполнялись, тяжелораненых отправляли к перевязочному пункту. Русские, обнаружив местонахождение санитарного отряда, начали обстреливать его гранатами. Конь обозного возчика Иосифа Бонга, состоявшего при императорском третьем санитарном обозном эскадроне, был убит разрывным снарядом. «Бедный мой Сивка, пришёл тебе конец!» — горько причитал Иосиф Бонг. В этот момент он сам был ранен осколком гранаты. Но, несмотря на это, Иосиф Бонг выпряг павшего коня и оттащил тяжёлую большую повозку в укрытие. Потом он вернулся за упряжью убитого коня. Русские продолжали обстрел. «Стреляйте, стреляйте, проклятые злодеи, я всё равно не оставлю здесь упряжки!» И, ворча, он продолжал снимать с коня упряжь. Наконец он дотащился с упряжью обратно к повозкам. Санитары набросились на него с ругательствами за длительное отсутствие. «Я не хотел бросать упряжи — ведь она почти новая. Жаль, думаю, пригодится», — оправдывался доблестный солдат, отправляясь на перевязочный пункт; только там он заявил о своём ранении. Немного времени спустя ротмистр украсил его грудь серебряной медалью «За храбрость»!
    1
  19. 1