Comments by "Владимир Мельник" (@user-ph4el6jt6z) on "Эпичная История"
channel.
-
"Декабрьская хроника"
На кронверке Петропавловки -
пять теней в предрассветной мгле.
"Четвертовать!" - но Европа близко,
"Вешать!" - но неловко на царском столе.
Трое сорвались в яму под досками,
как будто сама земля не взяла.
"Бог не хочет", - шепчут солдаты,
а Николай в дневнике пишет: "Ужасная мгла..."
Сперанский судит, Мордвинов обличает -
тех, с кем вчера ещё пили вино.
Дела о связях горят в камине,
приговор давно подписан давно.
Пять - на эшафоте, сто двадцать - в цепях,
но что страшнее для трона?
То, что через тридцать лет
эти тени назовут "первыми семенами",
а их виселицу - "первым знаменем".
Историю пишут не чернила,
а огарки свечей в кабинетах.
Где палачи и жертвы по счёту
меняются местами под шёпот столетий.
Мы листаем учебники, ищем правду,
но знаем: прошлое - не протокол.
Это сцена, где все роли уже расписаны,
и новый указ о "милосердии"
выходит ровно в пять утра...
1
-
"Снег на Сенатской"
Они вышли утром,
когда петербургский снег
ещё не растаял под каблуками жандармов.
Вышли — потому что больше не могли,
потому что "когда, если не сейчас?"
(А причины?
Слишком много Франции в головах,
слишком много крепостных в оковах,
слишком много лжи в царских манифестах —
и главное:
слишком много молодости в жилах.)
Назначенные герои —
кто-то не явился,
кто-то струсил утром,
кто-то "заболел" в решающий час.
Трусливое мужество —
это когда ты готов умереть,
но не готов взять власть.
Они стояли,
пока солдаты стреляли в воздух,
пока Николай прятал глаза,
пока народ смотрел молча —
не понимая, не поддерживая,
просто наблюдая.
(Герои?
Да, но какие-то неумелые:
не захватили дворец,
не перекрыли мосты,
не увлекли за собой толпу.
Слишком много благородства —
и слишком мало расчёта.)
А потом —
виселицы, каторга, ссылки,
и царь, который будет тридцать лет
каждое утро просыпаться
с мыслью:
"А что, если они победили бы?"
И история,
которая любит иронию:
те, кого назвали "мятежниками",
станут "первыми революционерами",
а тех, кто стрелял в них,
никто не вспомнит имён.
Снег на Сенатской растаял к полудню.
Кровь — тоже.
Остались только легенды —
о тех, кто вышел,
когда выходить было безумием,
но не выйти —
было бы ещё большим безумием.
1