Comments by "" (@antique.decor.vintage6740) on "ВОТ ЧТО" channel.

  1. 20
  2. 13
  3. 8
  4. 8
  5. Была б моя лира первейшей из лир — Мечтаю я полночью вешней, — Когда бы ужасный свой внутренний мир Я смог опрокинуть во внешний. Когда бы в родном и соседнем краю, В клубах ядовитого дыма, Твердыню, Гордыню, Пустыню мою Явил я зловонно и зримо. Когда бы слова, беспощадно остры, Открыли друзьям-фарисеям Все трупы, Воронки, Обломки, Костры, Которыми мир мой усеян. Пейзаж моей жизни — презренье и тлен, Кровавые стычки и стачки, Солдатские толпы, бредущие в плен, Хронический поиск предательств, измен, Вставанье с колен На карачки. И смятая, словно бумага, броня, Клочок обгорелого флага храня, И страсти позор, И доверья херня, Кишки и кровавые лужи — Всё то, что воняет внутри у меня, На миг оказалось снаружи. И вот бы явить это миру как есть, В величии подлом и полном,— Какая была бы ужасная месть Всем тем, кто меня недопонял! Вот это — искусство. Всё кроме — отстой. Вот это была бы расплата С врагами, друзьями, роднёю — и с той, Что более всех виновата. А вы? Что вы делали восемь-то лет, Что были мне смерти тошнее, В которые я превращался в скелет, В тирана, дракона, кощея? Но чтобы души моей адский пейзаж Явить равнодушным планетам, Глядящим из бездны на выводок наш,— Я должен бы стать не-поэтом. Я должен бы стать слепошарым кротом, Отборною тварью соборной, Которая, спрятавшись в сталь и бетон, Таится от мира в уборной. И смерти моей, молодой человек,— Что признак опять-таки гения — Желали б не семь с половиной калек, А семь миллиардов. Не менее.
    7
  6. Была б моя лира первейшей из лир — Мечтаю я полночью вешней, — Когда бы ужасный свой внутренний мир Я смог опрокинуть во внешний. Когда бы в родном и соседнем краю, В клубах ядовитого дыма, Твердыню, Гордыню, Пустыню мою Явил я зловонно и зримо. Когда бы слова, беспощадно остры, Открыли друзьям-фарисеям Все трупы, Воронки, Обломки, Костры, Которыми мир мой усеян. Пейзаж моей жизни — презренье и тлен, Кровавые стычки и стачки, Солдатские толпы, бредущие в плен, Хронический поиск предательств, измен, Вставанье с колен На карачки. И смятая, словно бумага, броня, Клочок обгорелого флага храня, И страсти позор, И доверья херня, Кишки и кровавые лужи — Всё то, что воняет внутри у меня, На миг оказалось снаружи. И вот бы явить это миру как есть, В величии подлом и полном,— Какая была бы ужасная месть Всем тем, кто меня недопонял! Вот это — искусство. Всё кроме — отстой. Вот это была бы расплата С врагами, друзьями, роднёю — и с той, Что более всех виновата. А вы? Что вы делали восемь-то лет, Что были мне смерти тошнее, В которые я превращался в скелет, В тирана, дракона, кощея? Но чтобы души моей адский пейзаж Явить равнодушным планетам, Глядящим из бездны на выводок наш,— Я должен бы стать не-поэтом. Я должен бы стать слепошарым кротом, Отборною тварью соборной, Которая, спрятавшись в сталь и бетон, Таится от мира в уборной. И смерти моей, молодой человек,— Что признак опять-таки гения — Желали б не семь с половиной калек, А семь миллиардов. Не менее.
    6
  7. 5
  8. 5
  9. 5
  10. 4
  11. 4
  12. 4
  13. Была б моя лира первейшей из лир — Мечтаю я полночью вешней, — Когда бы ужасный свой внутренний мир Я смог опрокинуть во внешний. Когда бы в родном и соседнем краю, В клубах ядовитого дыма, Твердыню, Гордыню, Пустыню мою Явил я зловонно и зримо. Когда бы слова, беспощадно остры, Открыли друзьям-фарисеям Все трупы, Воронки, Обломки, Костры, Которыми мир мой усеян. Пейзаж моей жизни — презренье и тлен, Кровавые стычки и стачки, Солдатские толпы, бредущие в плен, Хронический поиск предательств, измен, Вставанье с колен На карачки. И смятая, словно бумага, броня, Клочок обгорелого флага храня, И страсти позор, И доверья херня, Кишки и кровавые лужи — Всё то, что воняет внутри у меня, На миг оказалось снаружи. И вот бы явить это миру как есть, В величии подлом и полном,— Какая была бы ужасная месть Всем тем, кто меня недопонял! Вот это — искусство. Всё кроме — отстой. Вот это была бы расплата С врагами, друзьями, роднёю — и с той, Что более всех виновата. А вы? Что вы делали восемь-то лет, Что были мне смерти тошнее, В которые я превращался в скелет, В тирана, дракона, кощея? Но чтобы души моей адский пейзаж Явить равнодушным планетам, Глядящим из бездны на выводок наш,— Я должен бы стать не-поэтом. Я должен бы стать слепошарым кротом, Отборною тварью соборной, Которая, спрятавшись в сталь и бетон, Таится от мира в уборной. И смерти моей, молодой человек,— Что признак опять-таки гения — Желали б не семь с половиной калек, А семь миллиардов. Не менее.
    4
  14. 3
  15. 3
  16. 3
  17. 3
  18. 2
  19. 2
  20. 2
  21. 2
  22. 2
  23. 2
  24. 2
  25. 2
  26. 2
  27. 2
  28. 2
  29. 2
  30. 2
  31. 2
  32. 2
  33. 2
  34. 1
  35. 1
  36. 1
  37. 1
  38. Была б моя лира первейшей из лир — Мечтаю я полночью вешней, — Когда бы ужасный свой внутренний мир Я смог опрокинуть во внешний. Когда бы в родном и соседнем краю, В клубах ядовитого дыма, Твердыню, Гордыню, Пустыню мою Явил я зловонно и зримо. Когда бы слова, беспощадно остры, Открыли друзьям-фарисеям Все трупы, Воронки, Обломки, Костры, Которыми мир мой усеян. Пейзаж моей жизни — презренье и тлен, Кровавые стычки и стачки, Солдатские толпы, бредущие в плен, Хронический поиск предательств, измен, Вставанье с колен На карачки. И смятая, словно бумага, броня, Клочок обгорелого флага храня, И страсти позор, И доверья херня, Кишки и кровавые лужи — Всё то, что воняет внутри у меня, На миг оказалось снаружи. И вот бы явить это миру как есть, В величии подлом и полном,— Какая была бы ужасная месть Всем тем, кто меня недопонял! Вот это — искусство. Всё кроме — отстой. Вот это была бы расплата С врагами, друзьями, роднёю — и с той, Что более всех виновата. А вы? Что вы делали восемь-то лет, Что были мне смерти тошнее, В которые я превращался в скелет, В тирана, дракона, кощея? Но чтобы души моей адский пейзаж Явить равнодушным планетам, Глядящим из бездны на выводок наш,— Я должен бы стать не-поэтом. Я должен бы стать слепошарым кротом, Отборною тварью соборной, Которая, спрятавшись в сталь и бетон, Таится от мира в уборной. И смерти моей, молодой человек,— Что признак опять-таки гения — Желали б не семь с половиной калек, А семь миллиардов. Не менее.
    1
  39. 1
  40. 1
  41. 1
  42. 1
  43. 1
  44. 1
  45. 1
  46. 1
  47. 1
  48. 1
  49. Была б моя лира первейшей из лир — Мечтаю я полночью вешней, — Когда бы ужасный свой внутренний мир Я смог опрокинуть во внешний. Когда бы в родном и соседнем краю, В клубах ядовитого дыма, Твердыню, Гордыню, Пустыню мою Явил я зловонно и зримо. Когда бы слова, беспощадно остры, Открыли друзьям-фарисеям Все трупы, Воронки, Обломки, Костры, Которыми мир мой усеян. Пейзаж моей жизни — презренье и тлен, Кровавые стычки и стачки, Солдатские толпы, бредущие в плен, Хронический поиск предательств, измен, Вставанье с колен На карачки. И смятая, словно бумага, броня, Клочок обгорелого флага храня, И страсти позор, И доверья херня, Кишки и кровавые лужи — Всё то, что воняет внутри у меня, На миг оказалось снаружи. И вот бы явить это миру как есть, В величии подлом и полном,— Какая была бы ужасная месть Всем тем, кто меня недопонял! Вот это — искусство. Всё кроме — отстой. Вот это была бы расплата С врагами, друзьями, роднёю — и с той, Что более всех виновата. А вы? Что вы делали восемь-то лет, Что были мне смерти тошнее, В которые я превращался в скелет, В тирана, дракона, кощея? Но чтобы души моей адский пейзаж Явить равнодушным планетам, Глядящим из бездны на выводок наш,— Я должен бы стать не-поэтом. Я должен бы стать слепошарым кротом, Отборною тварью соборной, Которая, спрятавшись в сталь и бетон, Таится от мира в уборной. И смерти моей, молодой человек,— Что признак опять-таки гения — Желали б не семь с половиной калек, А семь миллиардов. Не менее.
    1
  50. 1