Comments by "" (@user-xi7tz3nk1h) on "Когнитивный надзор"
channel.
-
3
-
2
-
Все эти рассуждения имеют право на существование в том случае, если вы не оставляете человеку права быть разным и изменяться в течение жизни. Иногда это деградация, иногда прогресс, иногда стагнация... И всё это может происходить с любым человеком, он как таковой несовершенен.
Например, отвлечённо :
мы со школьной скамьи привыкли осуждать гоголевского Плюшкина и даже смеяться над ним. Мы даже за сто пятьдесят лет придумали его "поведению" в пьесе название "синдром Плюшкина". Но мы, пропустив все сто пятьдесят лет развития психологии и психиатрии, как-то и продолжаем "не задумываться" над тем, что Гоголь всё точно описал в произведении.
Мы считаем себя в праве быть невнимательными, даже перечитывая гениальное произведение во взрослом возрасте.
А ведь Плюшкин был счастливым человеком, просто чуть более рачительным, чем его, например, соседи. Ещё раз сделан акцент на то, что он очень любил свою жену, но...она умерла после родов второго ребёнка. Это было, понятно, не особенно редким явлением, но это не является для по-настоящему любящего человека утешением и оправданием хотя бы для собственной психики. И это горе, вы будете удивлены, сломало психику Плюшкина.
Про знания в области психологии в мире-то тогда не приходится ничего говорить, а уж в России... И чтобы не разжёвывать взаимосвязи в самом произведении с сегодняшним или любым другим временем, можно просто задать каждому вопрос себе "А кто же эти "мёртвые души", не мы ли?"
Каждая кучера когда-то была чистым и светлым ребёнком...
В период жизни Гоголя говорили при получении известия о смерти кого-то "отмучилась" или "отмучился".
Подумайте об этом.
2
-
Гость у Цыгановых
"— Встречай, хозяйка! — крикнул Цыганов.
Поздравствовались. Сели.
Стол тесовый,
Покрытый белой скатертью, готов
Был распластаться перед Цыгановой.
В мгновенье ока юный огурец
Из миски глянул, словно лягушонок.
И помидор, покинувший бочонок,
Немедля выпить требовал, подлец.
И яблоко мочёное лоснилось
И тоже стать закускою просилось.
Тугим пером вострился лук зелёный.
А рядом царь закуски — груздь солёный
С тарелки беззаветно вопиял
И требовал, чтоб не было отсрочки.
Графин был старомодного литья
И был наполнен желтизной питья,
Настоянного на нежнейшей почке
Смородинной, а также на листочке
И на душистой травке. Он сиял.
При сём ждала прохладная капуста,
И в ней располагался безыскусно
Морковки сладкой розовый торец.
На круглом блюде весело лежали
Ржаного хлеба тёплые пласты.
И полотенец свежие холсты
Узором взор и сердце ублажали.
— Хозяйка, выпей! — крикнул Цыганов.
Он туговат был на ухо.
Хмельного
Он налил три стакана. Цыганова
В персты сосуд гранёный приняла
И выпила. Тут посреди стола
Вознёсся борщ. И был разлит по мискам.
Поверхность благородного борща
Переливалась тяжко, как парча,
Мешая красный отблеск с золотистым.
Картошка плавилась в сковороде.
Вновь жёлтым самоцветом три стакана
Наполнились. Шипучий квас из жбана
Излился с потным пенистым дымком.
Яичница, как восьмиглазый филин,
Серчала в сале. Стол был изобилен.
А тут — блины! С гречишным же блином
Шутить не стоит! Выпить под него —
Святое дело. Так и порешили.
И повторили вскоре. Не спешили,
Однако время шло. Чтоб подымить,
Окно открыли. Двое пацанов
Соседских с боем бились на кулачки.
По яблоку им кинул Цыганов,
Прицыкнув: — Нате вот и не варначьте! —
Тут наконец хозяйка рядом с мужем
Присела. Байки слушала она
Мужские — кто где ранен, где контужен.
Но снова два соседских пацана
Затеяли возню…
Уже смеркалось.
Тележным осям осень откликалась.
Но в каждом звуке зрела тишина.
Гость чокнулся с хозяйкой: — Будь здорова!
— Будь! — крикнул Цыганов.
А Цыганова
Печально отвернулась от окна."
Давид Самойлов
1