Comments by "вадим прОскурка" (@user-ui7hl6hp8k) on "Mark Solonin" channel.

  1. 1100
  2. И было так: четыре года В грязи, в крови, в огне пальбы Рабы сражались за свободу, Не зная, что они - рабы. А впрочем - зная. Вой снарядов И взрывы бомб не так страшны, Как меткий взгляд заградотрядов, В тебя упертый со спины. И было ведомо солдатам, Из дома вырванным войной, Что города берутся - к датам. А потому - любой ценой. Не пасовал пред вражьим станом, Но опускал покорно взор Пред особистом-капитаном Отважный боевой майор. И генералам, осужденным В конце тридцатых без вины, А после вдруг освобожденным Хозяином для нужд войны, Не знать, конечно, было б странно, Имея даже штат и штаб, Что раб, по прихоти тирана Возвышенный - все тот же раб. Так значит, ведали. И все же, Себя и прочих не щадя, Сражались, лезли вон из кожи, Спасая задницу вождя. Снося бездарность поражений, Где миллионы гибли зря, А вышедшим из окружений Светил расстрел иль лагеря, Безропотно терпя такое, Чего б терпеть не стали псы, Чтоб вождь рябой с сухой рукою Лукаво щерился в усы. Зачем, зачем, чего же ради - Чтоб говорить бояться вслух? Чтоб в полумертвом Ленинграде От ожиренья Жданов пух? Чтоб в нищих селах, все отдавших, Впрягались женщины в ярмо? Чтоб детям без вести пропавших Носить предателей клеймо? Ах, если б это было просто - В той бойне выбрать верный флаг! Но нет, идеи Холокоста Ничуть не лучше, чем ГУЛАГ. У тех - все то же было рабство, А не пропагандистский рай. Свобода, равенство и братство... Свободный труд. Arbeit macht frei. И неизменны возраженья, Что, дескать, основная часть Из воевавших шла в сраженья Не за советскую-де власть, Мол, защищали не колхозы И кровопийцу-подлеца, А дом, семью и три березы, Посаженных рукой отца... Но отчего же половодьем Вослед победе в той войне Война со сталинским отродьем Не прокатилась по стране? Садили в небеса патроны, Бурлил ликующий поток, Но вскоре - новые вагоны Везли их дальше на восток. И те, кого вела отвага, Кто встал стеною у Москвы - За проволоками ГУЛАГа Поднять не смели головы. Победа... Сделал дело - в стойло! Свобода... Северная даль. Сорокаградусное пойло, Из меди крашеной медаль. Когда б и впрямь они парадом Освободителей прошли, То в грязь со свастиками рядом И звезды б красные легли. Пусть обуха не сломишь плетью, Однако армия - не плеть! Тому назад уж полстолетья Режим кровавый мог истлеть. И все ж пришел конец запретам, Но, те же лозунги крича, Плетется дряхлый раб с портретом Того же горца-усача. Он страшно недоволен строем, Трехцветным флагом и гербом... Раб тоже может быть героем, Но все ж останется рабом. И что ж мы празднуем в угоду Им всем девятого числа? Тот выиграл, кто обрел свободу. Ну что же, Дойчланд - обрела. А нас свобода только дразнит, А мы - столетьями в плену... На нашей улице - не праздник. Мы проиграли ту войну. 9 мая 2002.Ю. Нестеренко.
    346
  3. 164
  4. 115
  5. Второе Роченса́льмское сражение — морское сражение между Россией и Швецией, произошедшее 28—29 июня (9—10 июля) 1790 года на рейде города-крепости Роченсальм (швед. Svensksund, фин. Ruotsinsalmi; с 1878 года — финский город Котка) в проливе Свенскзунд между островами Балтийского моря Коткансаари, Муссало и Кутсало. Шведские военно-морские силы нанесли сокрушительное поражение российскому флоту, что привело к почётному для шведов окончанию практически уже выигранной Московией русско-шведской войны. Второе Роченсальмское сражение явилось последним крупным сражением гребных флотов и крупнейшим в истории сражением на Балтийском море. Потери российской стороны в сражении составили около 7400 (из 18 500) человек убитыми, ранеными или захваченными в плен. Было потоплено, сожжено или взято на абордаж 64 русских корабля, треть из них — 22 боевых корабля, в том числе флагманский корабль Нассау-Зигена «Катарина» — захвачена в качестве трофея. Шведские потери составили 4—6 потопленных кораблей и около 300 человек убитыми и ранеными.
    102
  6. 93
  7. 77
  8. 22
  9. 20
  10. 19
  11. 18
  12. Осенний Киев. Дымкой полускрыт От фотоаппарата левый берег, Сырые листья устилают скверик Над склоном, что зигзагом спуска взрыт. Как это странно - снова в сентябре, Покинув свой блаженный юго-запад, Вдыхать прохладный пряно-прелый запах И не скучать по флоридской жаре, Следить за мерным током вод Днепра Пусть праздным оком, но не посторонним, И формой наполнять любой топоним, Что был абстракцией еще вчера: Майдан, Хрещатик, Лавра и Поділ, Андріївський узвіз, Поштова площа - Все сделалось рельефней, ближе, проще: Я это видел. Я здесь проходил. Я равнодушно, ибо атеист, Фиксировал на фото храмов своды, Но лица тех, что пали за свободу, Разглядывал уже не как турист. Неужто зря? - я задавал вопрос, Какому ты опять поверил блефу, О город, чья судьба подстать рельефу - То вверх, то вниз, то вбок, то под откос? Но я, возможно, мог бы полюбить И этот город с непростой натурой И снова драться с тьмой и диктатурой, И не одним лишь словом, может быть. Но я уеду. Снова убегу Во исполненье своего обета Не видеть больше снега, в царство лета, Ни перед кем на свете не в долгу. Но я уеду прочь до холодов, Оставив за хвостом аэроплана Купцов, глупцов и титул, что так странно Звучит теперь: "мать русских городов". ...Осенний Киев дымкой полускрыт, Уже почти не виден левый берег. Природа умирает без истерик, Роняя капли тихо, не навзрыд. Юрий Нестеренко. Киев, сентрябрь 2019.
    18
  13. 17
  14. 9
  15. 9
  16. 9
  17. 8
  18. 8
  19. 6
  20. 6
  21. 6
  22. 5
  23. 5
  24.  Sunshine55501  Почему лоси и зайцы по лесу скачут, Прочь удаляясь? Люди съели кору осины, Елей побеги зеленые... Жены и дети бродят по лесу И собирают березы листы Для щей, для окрошки, борща, Елей верхушки и серебряный мох,— Пища лесная. Дети, разведчики леса, Бродят по рощам, Жарят в костре белых червей, Зайчью капусту, гусениц жирных Или больших пауков — они слаще орехов. Ловят кротов, ящериц серых, Гадов шипящих стреляют из лука, Хлебцы пекут из лебеды. За мотыльками от голода бегают: Целый набрали мешок, Будет сегодня из бабочек борщ — Мамка сварит. На зайца, что нежно прыжками скачет по лесу, Дети, точно во сне, Точно на светлого мира видение, Восхищенные, смотрят большими глазами, Святыми от голода, Правде не верят. Но он убегает проворным виденьем, Кончиком уха чернея. Вдогонку ему стрела полетела, Но поздно — сытный обед ускакал. А дети стоят очарованные.. . «Бабочка, глянь-ка, там пролетела...» Лови и беги! А там голубая!.. Хмуро в лесу. Волк прибежал издалека На место, где в прошлом году Он скушал ягненка. Долго крутился юлой, всё место обнюхал, Но ничего не осталось — Дела муравьев,— кроме сухого копытца. Огорченный, комковатые ребра поджал И утек за леса. Там тетеревов алобровых и седых глухарей, Заснувших под снегом, будет лапой Тяжелой давить, брызгами снега осыпан... Лисонька, огневка пушистая, Комочком на пень взобралась И размышляла о будущем... Разве собакою стать? Людям на службу пойти? Сеток растянуто много — Ложись в любую... Нет, дело опасное. Съедят рыжую лиску, Как съели собак! Собаки в деревне не лают... И стала лисица пуховыми лапками мыться. Взвивши кверху огненный парус хвоста. Белка сказала, ворча: «Где же мои орехи и жёлуди?— Скушали люди!» Тихо, прозрачно, уж вечерело, Лепетом тихим сосна целовалась С осиной. Может, назавтра их срубят на завтрак. 7 октября 1921 Велимир Хлебников - Голод
    5
  25. 4
  26. 4
  27. 4
  28. 4
  29. «Ну, а как вам служилось у Влас0ва? Как с наградами? Есть ли раненья? Как работалось в п0лицаях? В сорок первом. В Смоленской области… Вы, конечно, себя порицали? Вы, конечно, «забыли подробности»? Может быть. ненароком вспомните вы, клянящиеся Россиею, ту девчушку за речкой Полотью, как её вчетвером насил0в@ли. А потом — с разрешенья начальства — всё село было начисто выжжено!.. А девчушка взяла и выжила. Вот ведь как иногда Получается… Может, вспомните, может, расскажите, как в деревни Большие Камни вы накрыли раненных скатертью, а потом кололи штыками. Как прикладами тыкали в люльки (то-то было вокруг веселье!) Как повешенные висели под плакатом: «Ж..ы — не люди». Как вы зябли в недолгих казармах. Как вам туго пришлось под Дарницей… Дело прошлое. Дело давнее. Мы — в гостях у ваших хозяев. Мы, насколько можем, приличны… Нас встречают в чужом дому улыбающиеся специалисты по России. Один к одному! Роберт Рождественский Специалисты по России
    3
  30. 3
  31. 3
  32. 3
  33. 3
  34. 3
  35. 3
  36. 3
  37. Выпью я пятую стопку Выскажусь кратко: «Да, смерть!». Дайте мне красную кнопку Сил нету больше терпеть! Я утомился до дрожи Я душой искалечен Глядя на ваши рожи Слушая ваши речи. Где мои юные годы? Где мой потенциал? Вы что хотите уроды Чтоб я один подыхал? Чтобы лежал я кротко В мокром октябрьском суглинке? Дайте мне красную кнопку Я вам устрою поминки. Меня вы загнали в угол Причинили мне горе Чтобы в вонючий уголь Меня превратил крематорий. Чтоб на моей могиле Вырастали поганки А вы бы к бабам ходили Развернувши тальянки. Нет не случится это Вы гавно, а я витязь. Я скажу по секрету Все вы мне просто снитесь. Эта кривая тропка Вас привела к обрыву Дайте красную кнопку И приготовьтесь к взрыву. Я по ней пальцем кликну И придет пробуждение И не взрывом, но всхлипом Кончится мельтешение. Рухнут плечи Атлантов Будут среди развалин Ползать стайки мутантов Вид их будет печален. Ваши деньги и вещи Ваших детей и еду Ваших зверей и женщин Я с собой уведу. В край, где придется расстаться Где затухает свет В край где нету пространства И времени тоже нет. Всеволод Емелин
    3
  38. 3
  39. Праздник радостный, праздник великий, Да звезда из-за туч не видена... Ты стоишь под метелицей дикой, Роковая, родная страна. За снегами, лесами, степями Твоего мне не видно лица. Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца? Утопая в глубоком сугробе, Я на утлые санки сажусь. Не в богатом покоишься гробе Ты, убогая финская Русь! Там прикинешься ты богомольной, Там старушкой прикинешься ты, Глас молитвенный, звон колокольный, За крестами - кресты, да кресты... Только ладан твой синий и росный Просквозит мне порою иным... Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным! Сквозь земные поклоны, да свечи, Ектеньи, ектеньи, ектеньи - Шепотливые, тихие речи, Запылавшие щеки твои... Дальше, дальше... И ветер рванулся, Черноземным летя пустырем... Куст дорожный по ветру метнулся, Словно дьякон взмахнул орарем... А уж там, за рекой полноводной, Где пригнулись к земле ковыли, Тянет гарью горючей, свободной, Слышны гуды в далекой дали... Иль опять это - стан половецкий И татарская буйная крепь? Не пожаром ли фески турецкой Забуянила дикая степь? Нет, не видно там княжьего стяга, Не шеломами черпают Дон, И прекрасная внучка варяга Не клянет половецкий полон... Нет, не вьются там по' ветру чубы, Не пестреют в степях бунчуки... Там чернеют фабричные трубы, Там заводские стонут гудки. Путь степной - без конца, без исхода, Степь, да ветер, да ветер, - и вдруг Многоярусный корпус завода, Города из рабочих лачуг... На пустынном просторе, на диком Ты всё та, что была, и не та, Новым ты обернулась мне ликом, И другая волнует мечта... Черный уголь - подземный мессия, Черный уголь - здесь царь и жених, Но не страшен, невеста, Россия, Голос каменных песен твоих! Уголь стонет, и соль забелелась, И железная воет руда... То над степью пустой загорелась Мне Америки новой звезда! 12 декабря 1913 Александр Блок - Новая Америка
    3
  40. 3
  41. 3
  42. 2
  43. 2
  44. 2
  45. 2
  46. 2
  47. 2
  48. Над Москвой - грозовое раздолье. Оживают и люди, и зелень. День такой - день рожденья Адольфа. Это значит - на небе веселье. Загремели небесные струны, Продолжаясь потоками ливня. Неразбавленным басом Перуна Отзывается Фюрера Имя. Фюрер с нами - ни черные кости, Ни убогий продукт Голливуда. Он - в разрядах энергии воздух, Что младенчески ясен, как Будда. Он - дыхание пашни весенней, Торжествующим небом омытой. Он - зенит с Коловратом Спасенья И ликующий рев "мессершмитта". На Москву обвалилась потопом И крещеньем языческим Шпрее - С гор летучих воздушной Европы, С пиков облачной Гипербореи. Бьет Зевес в золотую эгиду, Не давая дешевых гарантий. Это имя спартанское - Гитлер - Оживает под солнцем, как антик. Фюрер с нами! В сиянии нимба, Содрогающий кровли и плацы, Солнцеликий посланец Олимпа, Пробудивший мистерию Расы. Фюрер жив! Колесо Гелиоса, Как цунами, сомнет паранойю. Нет, не стаи гусей из Лаоса - Возвращаются души героев. Пусть осталась зыбучая горстца От знамен, легионов и стали - Мир дорический грома и солнца Из горячего праха восстанет. (c) Алексей Широпаев, 2001
    2
  49. 2
  50. 2